А. И. Клибанов - Духовная культура средневековой Руси

Духовная культура средневековой Руси

Памяти жены Наталии Владимировны Ельциной

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемая книга представляет собой опыт синтетической характеристики истории духовной культуры средневековой Руси (XIV‑XVI вв.). Возможность такой характеристики стала реальной благодаря публикации многих памятников древнерусской литературы, обилию научных работ о русской культуре данного периода в целом и исследованию отдельных историко- литературных сюжетов, произведений изобразительного искусства/ храмового и гражданского зодчества, сочинений публицистов, первоначальных естественно–научных знаний и т. д. Этим исследованиям присуще, как правило, включение изучаемого материала в широкий сравнительно–исторический контекст. Мы, естественно, стремились пополнить опыт предшественников и современников обращением к рукописным собраниям, хранящим дошедшее до нашего времени культурное наследие далеких веков. Представленное исследование посвящено феноменологии духовной культуры средневековой Руси в последовательной смене ее фаз вплоть до явлений, знаменовавших (но не отменявших) смену сакральной и сакрализованной духовной культуры культурой секулярной и секуляризующейся. Это процессы динамические, изменяющиеся в своих внутренних пределах. Противостояние сакральных и секулярных культур (начало последней еще со времен появления в 70–е гг. XIX в. сочинений русского ученого Н. С. Тихонравова относят не к XVII, а к XVI в.) не исключало их сосуществования и взаимовлияния.

История духовной культуры понимается нами как история культуры Духа (заглавная буква в данном случае не опечатка) — вектор — духовное совершенствование человека и общества. Сила — по самой своей сути творческая, созидательная, однако убывающая в зависимости от жесткости или сохраняющаяся при гибкости и проводимости институтализаци- онных форм, в которых она реализуется. Ей нужен простор — это ее воздух. Простор, но не беспредел.

Я пояснил задачу, поставленную в моей книге. Не имею никаких притязаний на ее полноценное решение. Это лишь попытка постановки проблемы, правда, первая попытка такого рода. Не систематическое исследование, а очерки. Отсюда и лакуны как в привлеченном материале, так и в построении того, что выше обозначено как попытка исследовать феноменологию духовной культуры средневековой Руси. Отсюда и очерковость, т. е. неизбежная, вопреки воле автора, беглость характеристик.

Почтительно и от всего сердца благодарю официальных рецензентов моей работы — доктора исторических наук, профессора Сергея Михайловича Каштанова, академика Валентина Лаврентиевича Янина — за щедрую поддержку моего начинания и критику, которую я посильно учел.

Глубоко признателен моим ученикам, взявшим на себя труд прочтения этой книги в машинописи и последующего обсуждения ее со мной, для меня в высокой степени полезного, — кандидатам исторических наук Галине Сергеевне Лялиной, Людмиле Алексеевне Черной, Михаилу Владимировичу Дмитриеву. Неоценимую помощь при подготовке к изданию, потребовавшей большого и кропотливого труда, оказала мне начинающая исследовательница Елена Александровна Кабанова.

Без всесторонней дружеской помощи автору на 84–м году жизни едва ли удалось бы завершить свой труд.

И последнее: в предыдущих книгах автор упоминал своих учителей, делившихся с ним знаниями, опытом, душевным теплом. Пусть же в этой книге будут названы имена тех, кому он обязан первыми уроками любви к родному прошлому и родному слову, — преподавателям 102–й средней школы в Ленинграде. Особенно дороги имена преподавателя истории, профессора Александра Ивановича Боргмана, преподавателей русского языка и литературы Анны Сергеевны Соллертинской и профессора Владимира Яковлевича Проппа.

Очерк первый СЕЛЬСКИЙ ПРИХОД И ПРИХОЖАНЕ

§ 1. ПРИХОД — ПЕРВИЧНАЯ ЦЕРКОВНАЯ ЯЧЕЙКА

Всякое культурное развитие обусловлено культурным наследием прошлого* Это как бы наперед заданный мыслительный материал, в котором новым культурным поколениям предстоит отобрать все, что может служить его запросам и что требует дальнейшей творческой переработки. В своем исследовании «Народная социальная утопия в России» посильно и на ограниченном материале автор дал характеристику творчества народных идеологов вплоть до конца XIX в. В новой работе предстоит проследить изменение духовного облика народа на протяжении периода зрелого феодализма — феноменологию духовной культуры народа в преемственной последовательности ее исторических фаз. Избран один аспект этого многосложного развития, и, как представляется, осевой: пути становления личности, нарастания и обогащения личностного начала в духовной жизни народа. Конечно, имеются в виду общие пути, поскольку процесс становления личности мог в его отдельных проявлениях опережать историческую последовательность, минуя те или иные фазы духовно–культурного развития. И, напротив, те или иные слои народа «застревали» на отдельных уровнях этого процесса, не разделяя уже последующих путей. Было и то и другое, что являлось следствием неравномерности социально–экономического развития, специфики региональных условий, столь различных в масштабах великой страны.

Средневековая культура заключала в себе как господствующую феодально–христианскую культуру, так и народную культуру (городскую и крестьянскую), следовательно, была неоднородной. Но реальным фактом являлась и целостность средневековой культуры, относительно автономной, завещавшей грядущим поколениям не только предрассудки своего времени, но и неповторимые в своеобразии своем творческие шедевры — живое достояние «большого времени». Стоит привести имена

Рублева и Дионисия, Ермолая–Еразма, Епифания Премудрого, чтобы вспомнить о выдающихся произведениях и древнерусского зодчества, и литературы, и прикладного искусства — словом, о многих ценностях духовной культуры, возможных лишь в условиях давно минувшего времени, которое они пережили навсегда.

Каковы трудности, встающие перед историческим исследованием духовной культуры народа в эпоху средних веков? «Собеседование» исследователя с творцами средневековой культуры требует общности языка, понимания категорий очень удаленной от нашего времени культуры, можно сказать, историзма в превосходной степени. Это хорошо осознавал и хорошо об этом сказал В. О. Ключевский: «Мы, сторонние и равнодушные наблюдатели склада и формы чуждой нам и отдаленной от нас жизни, расположены судить о ней по впечатлению, которое она на нас производит. Не будет ли справедливее, человечнее и научнее брать во внимание при этом суждения и те чувства и соображения, с какими работали над этой жизнью ее строители, и те впечатления, которые на них производила их собственная работа? Чтобы понимать своего собеседника, надобно знать, как сам понимает он слова и жесты, которыми с вами объясняется, а обычаи и порядки старой жизни — это язык понятий и интересов, которыми старинные люди объяснялись друг с другом и объясняются с нами, их потомками и наблюдателями»[1].

Сложность проникновения «в язык и чувства» людей далекого прошлого велика, но преодолима. Это показали современные исследования русского фольклора, хотя число их невелико, а дискуссии вокруг поднятых проблем горячи. Но историку нужны даты, нужны и критерии, позволяющие дать историческую периодизацию изучаемых явлений; отнюдь не «излишеством» или «роскошью» является изучение региональных особенностей, отличающих только им присущими чертами тот или иной предмет исследования. Те же трудности возникают при изучении культуры господствующего сословия, но они не так велики. Время, место, условия появления и функционирования переводов «отцов церкви», оригинальной и переводной церков- но–учительной и церковно–обличительной литературы, канонического права, агиографических произведений, сочинений русских публицистов, летописания, повествовательного жанра и т. д. находятся в настоящее время в состоянии все большего уточнения. Их изучение обеспечено достижениями источниковедения, текстологии, кодикологии, палеографии. Сложнее проблемы источниковедения народной средневековой культуры, хотя и они преодолимы.

В XIV — первой половине XVII в. процесс размежевания культуры на городскую и крестьянскую не имел достаточно определенных очертаний, что отражало относительное единство в образе жизни и труде города и деревни. Это оправдывает квалификацию культуры социальных низов средневековья как «народную». Одним из путей изучения духовной культуры средневекового крестьянства является извлечение соответствующей информации из многочисленных и разнообразных как по жанрам, так и по функциям сочинений духовных и светских феодалов, информации заведомо тенденциозной, требующей всякий раз корреляции с помощью всех доступных источников. «Крестьянский вопрос» в литературу ввели русские публицисты первой половины XVI в. Федор Карпов, Иван Пересветов, Ермолай–Еразм, Максим Грек. «Вопрос о судьбе крестьянства именно как класса с такой остротой поднимается в литературе впервые»[2], — писала о русской литературе XVI в. В. П. Адри- анова–Перетц.